Молча и неподвижно взирал на пришельцев с трона венценосный старик. Заговорил Гэндальф:

– Здравствуй, Теоден, сын Тенгела! Видишь, я снова явился к тебе, ибо надвигается буря и в этот грозный час все друзья должны соединить оружие, дабы не истребили нас порознь.

Старик медленно поднялся на ноги, подпираясь коротким черным жезлом со светлым костяным набалдашником; тяжко лежало на конунге бремя лет, но, видно, старческому телу памятна еще была прежняя осанка могучего, рослого витязя.

– Здравствуй и ты, чародей Гэндальф, – отвечал он. – Но если ты ждешь от меня слова привета, то ждешь напрасно: по чести, ты его не заслужил. Ты всегда был дурным вестником. Напасти слетаются вслед за тобой, как вороны, и все чернее их злобная стая. Скажу не солгу: когда я услышал, что Светозар вернулся, потеряв седока, я рад был возвращению коня, но еще больше рад избавлению от тебя, и не печалился я, когда Эомер привез весть о том, что ты наконец обрел вечный покой. Увы, дальнее эхо обычно обманчиво: ты не замедлил явиться вновь! А за тобою, как всегда, беды страшнее прежних. И ты, Гэндальф Зловещий Ворон, ждешь от меня милостивых речей? Не дождешься!

И он опустился на свой золоченый трон.

– Справедливы слова твои, государь, – сказал бледный человечек на ступеньках. – И пяти дней не прошло, как принесли нам скорбную весть о гибели сына твоего Теодреда в западных пределах: ты лишился правой руки, Второго Сенешаля Мустангрима. На Эомера надежда плоха: ему только дай волю, и он оставит дворец твой безо всякой охраны. А из Гондора между тем извещают, что Черный Властелин грозит нашествием. В лихую годину пожаловал вновь этот бродячий кознодей! Взаправду, о Зловещий Ворон, неужели радоваться нам твоему прилету? Латспелл нареку я тебя, Горевестник – а по вестям и гонца встречают.

Он издал сухой смешок, приподняв набрякшие веки и злобно оглядывая пришельцев.

– Ты слывешь мудрецом, приятель Гнилоуст, и на диво надежной опорой служишь ты своему господину, – спокойно заметил Гэндальф. – Знай же, что не одни кознодеи являются в горестный час. Бывает, что рука об руку с худыми вестями спешит подмога, прежде ненадобная.

– Бывает, – ехидно согласился Гнилоуст, – но бывают еще и такие костоглоды, охочие до чужих бед, стервятники-трупоеды. Бывала ли от тебя когда-нибудь подмога, Зловещий Ворон? И с какой подмогой спешил ты сейчас? Прошлый раз ты, помнится, сам явился за подмогой. Конунг оказал тебе милость, дозволил выбрать коня, и, всем на изумленье, ты дерзостно выбрал Светозара. Государь мой был опечален; но иным даже эта великая цена не показалась чересчур дорогой, лишь бы ты поскорее убрался восвояси. И нынче ты опять наверняка явился не с подмогой, а за подмогой. Ты что, привел дружину? Конников, меченосцев, копейщиков? Вот это была бы подмога, надобная нам теперь. А ты – кого ты привел? Троих грязных голодранцев, а самому только нищенской сумы недостает!

– Неучтиво стали встречать странников во дворце твоем, о Теоден, сын Тенгела, – покачал головой Гэндальф. – Разве привратник не поведал тебе имен моих спутников? Таких почетных гостей в этом чертоге еще не бывало, и у дверей твоих они сложили оружие, достойное величайших витязей. Серое облачение подарили им эльфы Кветлориэна; оно уберегло их от многих опасностей на трудном пути в твою столицу.

– Так, стало быть, верно сказал Эомер, что вас привечала колдунья Золотого Леса? – процедил Гнилоуст. – Оно и немудрено: от века плетутся в Двиморнеде коварные тенета.

Гимли шагнул вперед, но рука Гэндальфа легла ему на плечо, и он замер.

Так пропел Гэндальф, и вмиг его облик волшебно изменился. Он сбросил хламиду, выпрямился, сжимая посох в руке, и произнес сурово и звучно:

– Мудрые не кичатся невежеством, о Грима, сын Галмода. Но без остатка сгнило твое нутро. Замкни же смрадные уста! Я не затем вышел из огненного горнила смерти, чтоб препираться с презренным холуем!