– При мне останутся Эомер и десять дружинников, – сказал конунг. – Прочие пусть едут с Арагорном и мчатся во весь опор.

– Можно и так, – сказал Гэндальф. – Вместе или порознь – спешите в горы, к Хельмову ущелью!

В этот миг их накрыла огромная тень, яркая луна вдруг погасла. Дружинники с криком припали к земле, закрывая головы руками, словно защищаясь от удара сверху: их обуял слепой ужас и пронизал цепенящий холод. Еле-еле отважились они поднять глаза – и увидели огромную крылатую тварь, черным облаком затмившую луну. Она описала круг и вихрем умчалась на север; звезды тускнели на ее пути.

Ристанийцы поднялись на ноги, но двинуться с места не было сил. Гэндальф провожал чудище глазами, опустив крепко сжатые кулаки.

– Назгул! – крикнул он. – Посланец Мордора! Буревестник Саурона! Назгулы пересекли Великую Реку! Скачите, скачите, не ждите рассвета! И не дожидайтесь отстающих! Скачите!

Он кинулся прочь, кликнув на бегу Светозара. Арагорн быстро помог ему собраться. Гэндальф подхватил Пина на руки.

– На этот раз поедешь со мной, – сказал он. – Светозару лишняя ноша нипочем.

Серебряный скакун уже поджидал его. Гэндальф закинул за плечи свой легкий мешок, вскочил на коня и принял из рук Арагорна укутанного в одеяло и плащ Пина.

– Прощайте. Не мешкайте! – крикнул он. – Вперед, Светозар!

Красавец конь гордо тряхнул головой, его пышный хвост переливчато заблистал в лунном свете. Он прянул, взмыв над землей, и умчался, как северный ветер с гор.

– Приятная и спокойная выдалась ночка! – сказал Мерри Арагорну. – Везет же некоторым! Ему, видите ли, не спалось – он и не спал, захотелось ехать с Гэндальфом – пожалуйста! А надо бы ему окаменеть и остаться здесь в назидание потомкам.

– Если б не он, а ты подобрал ортханский камень, думаешь, ты бы себя лучше показал? – спросил Арагорн. – Сомневаюсь! Словом, тебе не повезло: повезу тебя я. Иди собирайся и, если Пин что позабыл, прихвати. Мигом!

Светозар мчался по темной степи, его не надо было ни понукать, ни направлять. Прошло меньше часа, а они уже миновали Изенгардскую переправу и высокий серый курган, утыканный копьями.

Пин мало-помалу приходил в себя. Он угрелся, лицо овевал свежий бодрящий ветер. Гэндальф был рядом. Ужас, затягивающий в камень, уродливая тень, затмившая луну, – все это осталось позади, как дурной сон или горный туман. Он вздохнул полной грудью.

– А я и не знал, что ты ездишь без седла и уздечки, Гэндальф! – сказал он.

– Обычно я по-эльфийски не езжу, – отозвался Гэндальф. – Но Светозар не терпит сбруи: либо он берет седока, либо нет. Если берет, то уж позаботится, чтобы ты не упал – разве что нарочно спрыгнешь.

– А быстрота его какая? – спросил Пин. – Ветер так и свищет в ушах, а как плавно едем! Почти не касаясь земли!

– Сейчас он мчится быстрее самого быстрого скакуна, – сказал Гэндальф. – Но для него и это пустяки. Здесь идет подъем, и степь неровная. Однако смотри, как на глазах близятся Белые горы под звездным пологом! Вон та, островерхая, трехрогая – это Трайгирн. Недалеко уж до развилки, а там рукой подать и до Ущельного излога, где две ночи назад бушевала битва.

Пин ненадолго примолк. Он слушал, как Гэндальф мурлычет себе под нос обрывки песен на чужих языках, и миля уходила за милей. Наконец маг пропел целый стишок из понятных слов, и хоббит расслышал сквозь немолчный посвист ветра:

– О чем это, Гэндальф? – спросил Пин.

– Я перебирал в памяти древние стихи и песни, – отвечал маг. – Хоббиты их, наверно, давно позабыли – даже и те немногие, что знали.

– Не все мы позабыли, – возразил Пин. – И сочинили много-много своих, хотя у тебя сейчас не хватит на них любопытства. Но этих стихов я никогда не слышал. Что это за семь звезд и семь камней?

– Палантиры королей древности, – отвечал Гэндальф.

– Какие такие палантиры?

– "Палантир" – значит «дальнозоркий». Ортханский камень – из них.

– Стало быть, его вовсе… вовсе не Враг изготовил, этот Камень?