– Не твое волшебство, так чье же? – спросил Теоден. – Не Саруманово – это уж точно. Значит, есть колдун сильнее вас обоих, и надо узнать, кто он таков.

– Тут не волшебство, тут нет колдовского морока, – промолвил Гэндальф. – Встала древняя сила, старинные обитатели Средиземья: они бродили по здешним местам, прежде чем зазвенели эльфийские песни, прежде чем молот ударил о железо.

– Ты задал загадку, а где на нее ответ? – спросил Теоден.

– Хочешь ответа, поехали со мною в Изенгард, – предложил ему Гэндальф.

– Как в Изенгард? – вскричали все разом.

– Да так вот, в Изенгард, – отвечал Гэндальф. – Туда лежит мой путь, и кто хочет, пусть едет со мной. Странные, должно быть, нас ожидают зрелища.

– Однако ж во всей Ристании, – возразил Теоден, – не найдется довольно ратников, – даже если поднимутся на битву все до одного, забью усталость и презрев раны, – не хватит их, чтобы осадить, а не то что взять неприступную твердыню Сарумана.

– Словом, я еду в Изенгард, – еще раз повторил Гэндальф. – И времени у меня в обрез: на востоке темень смыкается. Увидимся, значит, в Эдорасе до ущерба луны!

– Нет! – сказал Теоден. – В смутный предрассветный час я усомнился в тебе, но теперь нам расставаться не с руки. Я поеду с тобою, если таков твой совет.

– Я хочу как можно скорее поговорить с Саруманом, – объяснил Гэндальф. – А он – виновник всех ваших бед, и слово теперь за вами. Но уж ехать, так ехать немедля – сможете?

– Воины мои утомлены битвой, – проговорил конунг, – да и сам я, по правде сказать, тоже очень устал полсуток в седле, а потом бессонная ночь. Увы, старость моя неподдельна, и не Гнилоуст нашептал ее. От этого недуга исцеленья нет, тут и Гэндальф бессилен.

– Что ж, пусть все, кто поедет со мной, сейчас отдохнут, – сказал Гэндальф. – Тронемся ввечеру – да так оно и лучше, а впредь мой вам совет: таитесь, действуйте скрытно И поменьше людей бери с собой, Теоден, – не на битву едем, на переговоры.

Отрядили гонцов из числа тех немногих, кто остался цел и невредим; на самых быстрых скакунах помчались они по ближним и дальним долам и весям, разнося весть о победе; и повелел конунг всем ристанийцам от мала до велика снаряжаться в поход и поспешать к Эдорасу на боевой смотр – через двое суток после полнолуния. Он взял с собой в Изенгард Эомера и двадцать дружинников. А с Гэндальфом поехали Арагорн, Леголас и Гимли. Гном, несмотря на рану, не пожелал отстать от своих.

– Удар-то пустяковый, пришелся вкось по шлему, – сказал он. – Да если я из-за каждой поганой царапины…

– Сейчас попробуем подлечить, – прервал его Арагорн.

Теоден вернулся в Горнбург и опочил таким безмятежным сном, каким не спал уж много лет. Легли отдыхать и те, кому предстоял с ним далекий путь. А остальные – все, кроме тяжелораненых, – принялись за дело, ибо надлежало собрать под стенами и в ущелье тела павших и предать их земле.

Орков в живых не осталось, и не было числа их трупам. Но многие горцы сдались в плен; в ужасе и отчаянии молили они о пощаде. У них отобрали оружие и приставили их к работе.

– Отстроите вместе с нами заново то, что разрушали с орками, принесете клятву никогда более с враждою не переступать Изенских бродов и ступайте себе восвояси, – сказал им Эркенбранд. – Саруман обманул вас, и дорогой ценой расплатились вы за вашу доверчивость, а если б одержали победу, расплатились бы еще дороже.

Дунландцы ушам своим не верили: Саруман говорил им, что свирепые ристанийцы сжигают пленников живьем.

Подле Горнбурга посреди поля насыпали два кургана: под одним схоронили вестфольдцев, под другим – ополченцев Эдораса. У самой стены был погребен главный телохранитель Теодена Гайма – он пал, защищая ворота.

Трупы орков свалили поодаль, возле опушки новоявленного леса. И многие тревожились, ибо неведомо было, что делать с огромными грудами мертвечины: закапывать – хлопотно, да и некогда, сжечь – недостанет хворосту, а рубить диковинные деревья никто бы не отважился, если б Гэндальф и не запретил строго-настрого даже близко к ним подходить.