– Какое там раздобрел, – вздохнул Фродо, прокалывая новую дырочку в ремне, – от меня уже вообще ничего не осталось. Если так дальше пойдет, то я, чего доброго, стану привидением.

– Осторожнее со словами! – неожиданно резко оборвал их Бродяжник.

Горы надвинулись, угрюмо и неуверенно, то вздымаясь на тысячу с лишним футов, то сходя на нет и ложбинами пропуская путников на восток. И всюду виднелись поросшие травой серо-зеленые останки древних стен и плотин, а кое-где руины старинных каменных построек. Во тьме они подошли к западным склонам и там и заночевали. Настала ночь на пятое октября: шесть суток, как они покинули Пригорье.

А утром и тропа каким-то чудом обнаружилась, давно уж ее видно не было. Они свернули по ней направо и пошли к югу. Хитрая была тропа: она равно таилась и от горных наблюдателей, и от соглядатаев снизу. Ныряла во всякую ложбину, пряталась под кручами, виляла меж валунов или тянулась под прикрытием камней, которые скрывали путников, точно высокие, надежные стены.

– Кто, интересно, проложил эту тропу? – полюбопытствовал Мерри, когда они углубились в очередной каменный проход. – Не слишком-то мне здесь нравится: напоминает Волглый Лог. На Заверти есть Могильники?

– Нету, – отвечал Бродяжник. – Дунаданцы на Буреломном Угорье не жили, а лишь держали оборону от чародейской напасти из Ангмара. Затем и была проложена эта тропа – скрытый подход к вершине. Когда-то на Заверти высилась дозорная башня под названьем Амон-Сул, или, на всеобщем языке, Ветрогорная. Враги сожгли и разрушили ее до основания, остался только неровный каменный круг, словно венец над взлобьем древней горы. А башня была высокая и горделивая; во дни Последнего Союза на ней стоял сам Элендил, поджидая Гил-Гэлада.

Хоббиты искоса поглядывали на Бродяжника. Видно, ему были ведомы не только потаенные пути, но и старинные были.

– А кто такой Гил-Гэлад? – спросил Мерри, но Бродяжник не отвечал: он задумался. Ответил негромкий голос:

Все изумленно обернулись к Сэму.

– А дальше? – спросил Мерри.

– Дальше вот не помню, – признался Сэм. – От господина Бильбо я это слышал еще мальчишкой: он ведь знал, что я на эльфах вроде как помешался, и все-то мне про них рассказывал. Он меня и грамоте выучил, а стихов, какие сам сочинял, прочел без счету.

– Это не он сочинил, – сказал Бродяжник. – Это начало старинной «Песни о гибели Гил-Гэлада», Бильбо просто перевел ее с эльфийского языка на всеобщий.

– Там еще много было – и все про Мордор, – сказал Сэм. – Меня, помню, страх взял, я и не стал запоминать дальше. Почем было знать, что самому туда выпадет идти.

– Ну, покамест все же не в Мордор! – сказал Пин.

– Потише, – одернул его Бродяжник. – Осторожнее с этим словом.

Было уже за полдень, когда они подошли к южному сходу тропы и увидели перед собой в неярком и чистом свете октябрьского солнца серо-зеленую насыпь, вкруговую подводящую к северному склону горы. Решено было немедля взойти на гору. Куда уж тут скрываться, одна надежда, что никого кругом нет, ни недругов, ни соглядатаев. Склоны, сколько их было видно, пустовали. Если Гэндальф здесь и побывал, то никаких следов не оставил.

На западном склоне Заверти обнаружилась невидная лощина, а в глубине ее – сырое русло, густо поросшее высокой травой. Там они оставили Сэма, Пина, пони и всю поклажу. И полезли наверх, а через час или около того Бродяжник выбрался на вершину;

Фродо и Мерри из последних сил поспевали за ним, одолевая каменистые кручи.

На вершине Заверти они нашли, как и предсказывал Бродяжник, древнее кольцо обомшелых руин. Но посредине плоской вершины сложенные пирамидою камни хранили черные следы недавнего пламени. Земля вблизи была выжжена дотла, траву кругом опалило, словно язык огня жарко облизал вершину; и царила мертвенная, непроницаемая тишь.